Просмотры 948
Мелодист милостию Божией

8 сентября – день рождения Алборова Феликса Шалвовича (8. 09. 1935 – 28. 06. 2005).
Это был состоявшийся человек. Лауреат Государственной премии имени Коста Хетагурова, Заслуженный деятель искусств Северной Осетии, Южной Осетии, а в советское время – ещё и Грузии. Член Союза композиторов СССР. Очень много времени он уделял собиранию и исследованию национального осетинского музыкального фольклора, издал по этой теме обобщающую монографию. Он был талантливый преподаватель, всегда увлекавший учащихся своим искренним преклонением перед музыкой.
Но главное – он был блестящий мелодист, ощущавший самую душу осетинской мелодии. Судьба подарила ему уникальную возможность не только художественно-композиторской, но и гражданственно-музыкальной (если можно так сказать) реализации своего уникального дарования: именно Феликс Шалвович является автором мелодии – и нот, само  собой – величественного и прекрасного государственного гимна Республики Южная Осетия, политического и исторического творения южных осетин. Он всегда верил в успех нашей борьбы, и потому провиденциально стал автором гимна нашей «небольшой победоносной страны».
С подчинёнными он был требователен и справедлив. Работая на руководящих должностях, особенно директором созданного им и носящего теперь его имя Цхинвальского музыкального училища, он умел заряжать людей настроем на хорошую, добросовестную работу.
А с учащимися он был строг и добр. Но доброту его мы обнаруживали лишь под самый конец учёбы, когда он с грустью расставался с очередным выпуском, а вот с его строгостью – о-го-го, этого мы хлебнули в избытке.
Он умел каким-то способом, мне до сих пор не понятным, не прилагая вроде бы к этому видимых усилий, наводить на нас, и на меня в том числе, совершенно непреодолимый «страх государев»; действительно, часто я его просто побаивался. При этом безмерно уважал и гордился, что у меня такой директор и преподаватель.
Втайне я гордился ещё и тем, что некогда этот самый строгий и знаменитый Феликс Алборов был влюблён в мою сестру Дзерассу и просил её руки у отца, писателя Георгия Дзугаева. Но – не получилось, и женился он потом на Ларисе Остаевой.
Тем не менее этот эпизод его биографии не пропал втуне. Сегодня уже лишь специалисты знают, что мелодия песни «О, уыцы дыууæ сау цæсты» («О, эти два чёрных ока»), поющейся всеми как народная, на самом деле написана Феликсом Шалвовичем на стихи Дзугаева Георгия, и этот творческий шедевр появился именно вследствие его тогдашней влюблённости.
Учась на фортепианном отделении музыкального училища, я всегда чувствовал на себе его всевидящее директорское око. Пропускал я занятия довольно часто, и периодически бывал им нещадно отруган. Понравиться ему я очень старался, в каждой семестровой программе у меня обычно бывало одно-два произведения, которые я доводил до блеска и предъявлял ему на концертах и экзаменах. Как потом выяснилось, к концу третьего курса Феликс Шалвович начал обрабатывать моих моих родителей, склоняя их направить меня по пути концертирующего пианиста. Этому, разумеется, не суждено было сбыться, потому что в глубине своей осетинской души горца игру на пианино я всегда считал тем, чем она и является – игрой, и не более того, и был уверен, что это не занятие для настоящего мужчины. Спустя несколько лет я всё же признал за очевидными талантами право на мужскую работу пианистом, но для себя знаю по сегодняшний день, что сделал правильный выбор.
К выпускному экзамену я подготовил программу с несколькими ударными произведениями, в их числе ля-минорную сонату Шопена. Играл я её вдохновенно, и Феликс Шалвович, помню, на экзамене встал и, подняв указательный палец, обратился к остальным моим сокурсницам (на курсе я был один мужского пола, как пёс Барбос среди прекрасных роз) со словами примерно такими – «вы ещё будете вспоминать, что учились с Коста на одном курсе». Царство Вам небесное, Феликс Шалвович, и вечная моя благодарность за эту похвалу в мой адрес! Как редко мы вот так бескорыстно и щедро высказываем высокую оценку чьих-то достижений, и как часто, наоборот, испытываем далеко не белую зависть к чьему-либо успеху! И какой широкой душой, каким благородным сердцем надо обладать, чтобы вот так поощрить выпускника-пианиста! Прямо скажу, редко кто меня вот именно так, от чистого сердца, хвалил. И с каким теплом это вспоминается…
Композиторское дарование Феликса Шалвовича вызывало восхищение у всех. Уверен, что в его случае гений и злодейство были никак не совместны; только человек кристально чистой натуры мог создавать такие мелодии. Лично меня особенно потрясают его полифонические произведения. Чтобы писать полифонию, надо не просто владеть высококлассной техникой композиции и уметь составить подходящую мелодическую фигуру – надо ещё иметь почти математический склад ума, как бы парадоксально это не звучало. Феликс Алборов владел этим набором качеств в совершенстве, а ещё у него был потрясающий слух.
В последнем мне доводилось убеждаться не раз, но один случай особенно запомнился. Кажется, на втором курсе музучилища я взялся за знаменитую прелюдию Рахманинова (А. Аренскому, соч. 3, № 2), разучил её, выучил наизусть и начал шлифовать. И вот сижу я как-то вечером в своём классе на первом этаже, напротив лестницы, за роялем, и играю эту прелюдию. Вещь сильная, сам получаю огромное удовольствие, дело идёт к концовке, как вдруг в сложном аккорде в третьем с конца такте слышу – что-то не то! Ругаясь сквозь зубы, беру аккорд ещё раз – опять не то! Третий раз – ну никак не строит!
И тут приоткрывается дверь, и в щель просовывается голова страшного директора. Я замер. Вперившись в меня своим характерным, обычно приберегаемым для особых случаев свирепым взглядом, Феликс Шалвович с ужасающей интонацией произнёс: «Ля-бекар!»
И с грохотом захлопнул дверь!
Я ударил по клавишам – и таки да – именно ля-бекар! Аккорд был взят, и я завершил прелюдию в полном ошеломлении. Ну, Феликс Шалвович! Чародей!
Таким он был, этот замечательный человек. Рано он от нас ушёл, слишком рано. Сколько ещё светлых мелодий он бы создал, сколько ещё его произведений играли бы сейчас в ученических классах и концертных залах? Ведь его произведения уже начали выходить на европейские музыкальные арены. Помню, с каким волнением он рассказывал о том, что в Лейпциге ему разрешили сыграть свои полифонические произведения на органе, на котором играл сам Иоганн Себастьян Бах – в знак уважения и признания его национального композиторского дарования. Осетинская полифония Алборова Феликса – одно из вершинных достижений нашей музыкальной культуры, и причудливое переплетение осетинских мелодий прозвучало под сводами собора поистине небесной мелодией.
Такой же мелодией была вся его жизнь.
 
Коста Дзугаев

Комментарии

  1. Когда я в первый раз услышал его оркестровку Махаматы зараг в исполнении живого оркестра, (это было в Москве на декаде Осет. искусства) я оцепенел и не мог двинутся, хотя меня звали, надо было срочно уходить. Поистине гениально…

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *