Просмотры 563

(Владимиру Новикову, эксперту)

За бедного Иосю замолвите слово…

     18 ноября кафедра философии Юго-Осетинского госуниверситета (завкафедрой — Анатолий Дмитриевич Габараев) провела международную конференцию в честь Дня философа, отмечаемого каждый третий четверг ноября с 2002 года по решению ЮНЕСКО. С докладом выступала Валентина Графовна Котолова, наша уважаемая коллега, первоклассный специалист с классическим философским образованием. Она сильно демократична и либеральна, и тем большее удивление моё было, когда она обратила моё внимание на публикацию в Вестнике РФО №2 за 2008 год, который я же ей и преподнёс. Фишка в том, что я, просматривая второпях этот номер (давно выписываю), данную публикацию не заметил. Извиняет то, что голова другим была занята – уже шла полная накрутка к 08. 08. 08, и не всё подряд читал. Тем знаменательней посыл В. Г. Котоловой в мой адрес, за что выражаю ей благодарность. Философия превыше всего!

Коста Дзугаев
 
 

Реальность фантастического
 

         Вызывая из дебрей прошлого, навсегда ушедшего в небытие, самые неожиданные и не подвластные жёсткой сиюминутной воспоминания, ориентируешься как по огонькам в бескрайней ночной тайге на ярких, выламывающихся из тусклой обыденности людей.Их я называю – подвижниками духа. О них постоянно пишу, ибо за многие (увы – за очень многие!) десятилетия встречал на жизненном пути подобных людей, которые незаурядностью, может быть – своеобычностью не только освещают его, но и ориентируют дальнейшие духовные искания.
         Но были у меня на этом пути и необычные встречи, о которых десятилетия по совету мудрых и уже ушедших из жизни друзей по ряду причин – молчал. Но ведь дальше – только тишина и исчезнет какая-то крупица правды, которую судьба доверила именно тебе. Молчание в такой ситуации может оказаться потворством неправде.
     Самая удивительная и неожиданная, но навсегда врубившаяся в память встреча произошла в Москве, на квартире сейчас уже забытого философи Дмитрия Ивановича Чеснокова, автора многих прекрасных книг, в том числе и о государстве – с Иосифом Виссарионовичем Сталиным. После XIX съезда Коммунистической партии Советского Союза Дмитрий Иванович вошёл в состав расширенного Президиума ЦК, который шёл на смену исчерпавшему себя старому Политбюро. Что все мы с энтузиазмом молодости в ту пору одобряли. С Д. И. Чесноковым меня связывала любопытная общность судьбы – он в это время руководил партийной организацией Института философии Академии наук СССР, я же был Председателем профсоюзного комитета, оставаясь ещё аспирантом. Молчаливый и предельно корректный во всём Д. И. Чесноков никогда не говорил о контактах с вождём, но мы, аспиранты, знали, что он упорно работает над какой-то фундаментальной книгой по его заданию.
     В ту снежную ночь я оказался на квартире Дмитрия Ивановича – в огромном академическом доме на Ленинском проспекте, напротив второго входа в Центральный парк культуры и отдыха им. М. Горького. Массивному дому соответствовали с трудом открывавшиеся тяжеловесные двери, стены же его могли потягаться с любой крепостью. А внутри – маленькие, тесные квартиры, едва умещавшие массивную, старомодную мебель тех лет. Причина нашей встречи была вполне заурядной – перед экзаменом по кандидатскому минимуму по философии надлежало пройти собеседование с кем-либо из философских мэтром. Темой моего сообщения Дмитрию Ивановичу была «Критика способности суждения» И. Канта, этот и поныне непревзойдённым труд по эстетике.
      Помню, как погрузившись в вялое, побуждающее к обломовщине кресло, обитое чёрной кожей, я предельно нервничал, вызывая насмешливую улыбку Дмитрия Ивановича Чеснокова – ведь в обычной обстановке мы оставались коллегами по общему делу. Неожиданно откидывается тяжёлая портьера на двери, быстро входит горничная и сообщает с тревогой Дмитрию Ивановичу: «Он пришёл!». Не успел ещё Дмитрий Иванович вырваться из засасывающих объятий кресла, как в комнату быстрой, упругой походкой вошёл Иосиф Виссарионович Сталин в сопровождении Г. М. Маленкова. Не могу и ныне описать то состояние, которое почти парализовало меня и вдавило в кресло. Вдумайтесь в ситуацию – Главнокомандующий победоносной войны, которым в ту пору восхищалось большинство человечества и бывший лейтенант его армии в старенькой, залатанной на локтях гимнастёрке!
         Поздоровавшись с Дмитрием Ивановичем, он спросил, указывая на меня пальцем – «А это кто?». Услышав слова о проходящей консультации по философии, он стал менее резким и переспросил: «А чем тут вы занимаетесь?» Дмитрий Иванович ответил, что идёт консультация о «Критике способности суждения» Канта. Вот здесь и произошло нечто неожиданное, что забыть просто невозможно, ни при каких обстоятельствах.
        И. В. Сталин упругой, отнюдь не старческой походкой начал ходить от кресла к креслу, задумчиво проговаривая: «Да, Кант! Все вот говорят – Гегель, Гегель! А я вот в семинарии зачитывался Кантом. Как ты смотришь на аналитические суждения?» Подумав, что вопрос обращён ко мне, я что-то вполне несуразное промычал, хотя штудировал Канта так же упорно, как дифференциальное исчисление. Не обращая внимания на мой философский лепет, И. В. Сталин продолжал ходить, излагая сложнейшие умопостроения Канта, его концепцию ноуменов и феноменов. Вдруг, резко остановившись, он посмотрел на меня (у него был удивительный взгляд – пронзительный, но с хитринкой!) и спросил: «А как ты смотришь на «Критику практического разума»?» Клянусь – я вообще почти исчез в кресле, думая про себя: «Не читал. Знаю – только название…». Очевидно, ответа от меня и не требовалось. Помню лишь, как словно обобщая философские раздумья, И. В. Сталин детально излагал философию Канта (мне показалось тогда – минут тридцать), а затем проговорил, словно вслушиваясь в волновавшие его мысли: «Да, как это верно – разум, воля, эмоции…» Помню, ибо провожу идею об этой триаде через все труды в течение десятилетий.
        Затем, вернувшись в свою, нам неведомую реальность, он неожиданно сказал, махнув рукой на дверь: «Давай!». Нужно ли говорить, что я исчез почти мгновенно и совершил бросок от Ленинского проспекте до своей квартиры близ площади Маяковского, сопоставимый с рекордными забегами марафонцев. Бросился за книги Канта – и был поражён, что почти всё, о чём бы он ни говорил в воспоминаниях о семинарских увлечениях, было точно и дословно выражено, без каких либо отклонений от первоисточника.
         Я понимаю – есть время и идеи времени, есть переоценка самых неоспоримых ценностей, деидеализация кумиров. Но нельзя же непрерывно лгать о них в угоду новым ценностям и кумирам. Когда ныне ничтожные людишки продолжают болтать о том, что И. В. Сталин руководил войной, руководствуясь глобусом, что он не понимал искусства и литературы (хотя десятки моих современников рассказывали мне об его компетентности в эстетической проблематике), что он не знал философии – откровенно начинаешь стыдиться тех, кто под влиянием скоропреходящей конъюнктуры превращается из людей – в йеху, в человекоподобных существ без совести и чести.

         Разумный В. А., д. ф. н., проф. (Москва),
         Вестник Российского философского общества.
         № 2. 2008. С. 217 – 220.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *