Понятие общественного целого представляет собой важный концепт, активно используемый в политологических, конфликтологических, собственно философских исследованиях, а также в практике политической деятельности. Это довольно сложное понятие, по разному внутренне структурируемое в зависимости от целей анализа и интересов актора.
В той историко-культурной философской традиции, к которой мы относимся, понятие политии впервые было разработано в трудах древнегреческих мыслителей, отражая в себе процесс формирования нового типа мышления («нового человека» в смысле К. Ясперса) – мышления гражданина полиса.
В сегодняшней нашей действительности это понятие тем более актуально, так как осуществившееся и продолжающееся разделение на богатых и очень богатых с одной стороны, и бедных и очень бедных, с другой, вызывает социальный заказ на изучение этого процесса научными методами. Сверхбогатые «становятся по преимуществу наглецами и крупными мерзавцами (выделено мной. – К. Д.). Имея избыток благополучия, силы, богатства, дружеских связей и тому подобного, не желают, да и не умеют подчиняться. А властвовать – только как господа над рабами. Поведение крайне неимущих чрезвычайно униженное»[1]. Отсюда Аристотель делает вывод, что хороший строй – это «строй, где средние представлены в большем количестве, где они, в лучшей случае, сильнее обоих крайностей (сверхбогатых и сверхбедных), или, по крайней мере, каждой из них в отдельности. Соединившись с той или другой крайностью, они обеспечивают равновесие и препятствуют перевесу противников. А когда одни владеют слишком многим, другие ничем, возникает либо крайняя демократия, либо олигархия, либо тирания. За отсутствием (малой численностью) средних граждан государство оказывается в злополучном состоянии и быстро идёт к гибели»[2].
В нашей Республике «средний класс», очевидно, наиболее силён и к тому же поголовно хорошо вооружён, поэтому государство, при всех своих минусах и слабостях, у нас тем не менее достаточно прочное, устойчивое, и способно решать задачи, ставящиеся перед ним общественным целым – политией. Угроза, однако, заключается в том, что в стране, обеспечивающей нам стратегическую безопасность, указанный Аристотелем процесс безудержно развивается: миллиардеров становится всё больше, о чём с идиотским умилением сообщают средства массовой информации, а бедность разрастается и ведёт к маргинализации, деградации и озлоблению всё больших масс людей. Наоборот, средний класс проводимой социально-экономической политикой (которую трудно назвать иначе, чем либерал-экстремизм) постепенно утрачивает политическое значение как стабилизирующая сила, и государство Российское, таким образом, идёт к серьёзным проблемам.
Полития появляется там, где происходит исторический переход от родоплеменных отношений к отношениям гражданским, т. е., говоря на греческом, полисным. Поэтому данный термин (англ. polity, греч. πολιτεία) дефинируется как «политическая организация того или иного общества, может означать либо данное государство, всю совокупность граждан конкретной страны, либо совокупность институциональных форм и процессов, посредством которых осуществляется управление данной страной»[3].
Для целей данного рассмотрения существенно то, что понятие «полития» не совпадает с понятием «общество». Общество шире, чем полития, так как на уровне индивидуального рассмотрения причислять себя к обществу может любой вменяемый, дееспособный субъект (другое дело – мера социализации, но это предмет отдельного анализа), а к политии может отнести себя только субъект, в своей деятельности соприкасающийся с вопросами общественно-политического значения.
Раз так, то логичен следующий вопрос: каково соотношение этих понятий для югоосетинского общества? Или так: насколько развита полития в югоосетинском обществе? Если придерживаться вышеизложенного определения политии, то ясно, что оно применимо и к высокоразвитым политическим объединениям, вплоть до глобальных (организующих политическую деятельность человека в мире и определяющих мировой порядок), и к только-только зарождающимся, примитивным формам публичной власти. Разумеется, для нашей Республики этот вопрос требует специального развёрнутого исследования, однако уже сейчас можно дать вполне надёжные качественные оценки.
На мой взгляд, полития у нас прошла за двадцать лет хорошо видимый путь сущностного развития от первых наипростейших форм (инициирующих ядер зарождающейся новой государственности) в виде собраний самоорганизующихся активистов до ныне действующих структур признанного независимого государства, политических партий и общественных организаций. Состояние нашей политии на данном этапе можно характеризовать такими принципиально важными параметрами, как:
— необратимость совершённых изменений; повернуть нас вспять и загнать обратно в догосударственное состояние уже невозможно, и не надо путать это с качественно другой угрозой – угрозой разрушения нашей политии путём физического истребления решающей части её носителей;
— достаточность её «общественного объёма» для решения текущих и обозримых на стратегическую перспективу задач, т. е., попросту говоря, у нас есть устойчивое превышение критически необходимой численности лиц, составляющих политию;
— структурированность, позволяющая вполне точно («точечно») реагировать на возникающие локальные ситуации, с чётким очерчиванием целей, правильным выбором инструментария конкретного действия, вплоть до микросоциальных процессов политико-резонансного качества.
Наиболее показательным примером здесь можно привести конституционный процесс в нашей Республике с момента её провозглашения[4]. Что такое для нас Конституция РЮО в её, так сказать, «физическом выражении»? Это не более чем бумага, на которой напечатаны слова, которые каждый волен читать или не читать. Но в том то и дело, что за эти двадцать лет Конституция (в её различных видоизменениях) постепенно «проросла» в общественное сознание, стала реально присутствующим в личных мотивациях наших граждан фактором, превратилась в документ непосредственного личностного переживания. В первую очередь это касается, конечно, тех статей, где фиксируются кардинальные политико-государственные позиции. Так, сегодня уже подавляющее большинство граждан приняло как данность статью о нашей Республике как суверенном национально-государственном образовании; но ведь мы хорошо помним времена, когда лишь горстка людей искренне верила и считала возможным создание собственного государства южных осетин…
Или другое положение Конституции, столь активно недавно обсуждавшееся – о двух и не более сроках работы Президента. Не касаясь существа обсуждаемого в обществе вопроса о возможности изменения этого положения путём референдума, обращаю внимание на сам факт столь широкого, резонансного его воздействия на общество: вот именно те, кто с личной заинтересованностью спорит об этом вопросе, и составляют число носителей нашей политии.
Другой показательный пример перед нашими глазами на Театральной площади Цхинвала. Можно соглашаться или не соглашаться с лозунгами и требованиями людей на площади, но невозможно отказать им в принадлежности к нашей политии: это наши сограждане, проявляющие в последние недели предельно высокую политическую активность и личным интересом заинтересованные в кадровых и, возможно, организационных переменах во власти, в государственном устройстве, в обществе в целом.
Таким образом, понятие политии, не совпадая с понятием общества, тем не менее может и должно нами рассматриваться как понятие общественного целого, так как именно оно является сердцевиной, связующей силой и самоорганизующим началом нашего наличного общества, его онтологическим указателем. Изъятие политии автоматически влечёт за собой уничтожение общества. Впрочем, это поняли уже в Древней Греции.
Коста Дзугаев,
декабрь 2011.